В июле 1873 года, в разгар "пожарного сезона", Достоевский прочел в "Московских ведомостях" о пожаре в подмосковном селе Измайлово и написал об этом заметку в своем "Дневнике писателя". Особенно его удручил тот факт, что "по нерадению, беспечности и пьянству" у крестьян не оказалось самого необходимого инструмента и пожар тушили подойниками. "Не все, стало быть, еще потеряно!" - с горькой иронией восклицает романист и недоумевает: "Неужели подойник ничего не стоит, так что его и пропить нельзя? Отчего же он не пропит?"
Далее следует кардинальный вопрос: "Кстати: кто теперь застраивает крестьянам на Руси погоревшее место?" Прежде это делали помещики, а теперь, по мнению Достоевского, этот "патриархальный способ" следует заменить "развитием народных кредитных учреждений". Писатель, впрочем, оговаривается: "Правда, в данную минуту много еще денег, если б только получились они через это "развитие", ушло бы туда же, куда и топоры с ведрами". Однако все же надеется на благоразумие народа: "Пусть еще погуляет народ. А там... ну а там очнется".
Пожары на Руси были извечной бедой вроде мора или голода. Власть никогда по этому поводу особо не тревожилась. В судьбе Ивана Грозного страшные московские пожары июня 1547 года стали примерно тем же, чем для Владимира Путина катастрофа "Курска". Огонь добрался тогда до кремлевских палат. Иван с женой, братом и ближними боярами уехал в село Воробьево, и не подумав оказать какую-либо помощь подданным. На следующий день учинили дознание о причинах пожара. Советники царя, пишет Сергей Соловьев, "начали говорить, что Москва сгорела волшебством: чародеи вынимали сердца человеческие, мочили их в воде, водою этою кропили по улицам - от этого Москва и сгорела". Придворные интриганы направили гнев черни против рода Глинских. Однако, когда бесчинствующая толпа явилась в Воробьево и потребовала от Ивана выдать на расправу его бабку княгиню Анну Глинскую, царь приказал казнить зачинщиков, а остальные разбежались сами. Иван не забыл и не простил боярам своего страха.
Похоже, первым монархом, оказавшим погорельцам бюджетную помощь, была Екатерина II. В июне 1763 года по случаю очередного пожара в Москве, от которого сгорели 852 дома и погибли 33 человека, она именным указом повелела выдать погорельцам беспроцентную ссуду на сумму сто тысяч рублей сроком на 10 лет - получается по 117 рублей каждой погорелой семье. Кроме того, "купя на мимоидущих барках на год хлеба, выдать безденежно одним тем, кои работать не в состоянии, потому что прочие, которые еще в силах, могут прокормиться своими трудами, особливо при будущем ныне тамо не малом строении".
Впоследствии бесприютные погорельцы вместе с другими неимущими скитальцами водворялись в работные дома, к концу позапрошлого века переименованные в "дома трудолюбия". Об обзаведении хозяйством за счет государства не могло быть и речи. Из казны денег на погорельцев не выделялось. Помощь им носила почти исключительно благотворительный характер.
Более того: "погорелое" нищенство, как и любое нищенство, превратилось в промысел, о чем рассказывает в своих очерках Владимир Гиляровский:
"Помещики приезжали в столицу проживать свои доходы с имений, а их крепостные - добывать деньги, часть которых шла на оброк, в господские карманы. Делалось это под видом сбора на "погорелые" места. Погорельцы, настоящие и фальшивые, приходили и приезжали в Москву семьями. Бабы с ребятишками ездили в санях собирать подаяние деньгами и барахлом, предъявляя удостоверения с гербовой печатью о том, что предъявители сего едут по сбору пожертвований в пользу сгоревшей деревни или села. Некоторые из них покупали особые сани, с обожженными концами оглоблей, уверяя, что они только сани и успели вырвать из огня".
Какой разительный контраст с сегодняшним днем! Премьер-министр лично посещает пепелища, лично тушит пожары на самолете, лично распекает чиновников. Стенограмма селекторного совещания с главами регионов напоминает репортаж из штаба действующей армии.
"...вплоть до того, что сбрасываем парашютистов, которые на местах организуют тушение пожаров", - докладывает президент Марий Эл Леонид Маркелов. "Сегодня все поставлены под ружье, - вторит ему президент Бурятии Вячеслав Наговицын. - Весь привлекаемый контингент привит против клещевого энцефалита, и мы сегодня можем поставить порядка 6 тыс. наших граждан под ружье... все средства и силы поставлены под ружье..." Прямо не президент, а человек с ружьем!
Особенно впечатляют веб-камеры, установленные в погорелых деревнях и транслирующие картинку строительства жилья прямо на рабочий стол главы правительства. Вот она, вертикаль, вот оно, ручное управление в действии. Но почему же все это производит впечатление чудовищной, циничной показухи? Потому что все это делается для картинки - не дело, а пиар. В отличие от многих других своих соотечественников, я не стану презрительно издеваться над неуклюжей сервильностью жителей марийской деревни Малый Шаплак, к которым снизошел президент. Репортаж этот будто из шварцевского "Дракона" - что ж делать, их так учили. А вот авторы этого репортажа прекрасно понимали все бесстыдство ситуации - бодрым, как в "Пионерской зорьке", голоском дамочка вещает про уверенность в завтрашнем дне, и ни малейшего намека на стеб или фигу в кармане в этом шедевре лизоблюдства не заметно.
Но ведь компенсации, возразят мне, - ведь это не пиар, а реальные деньги, а Путин еще и удвоил сумму, предусмотренную законом!
Мы подошли к самому волнующему моменту - распилу чрезвычайного бюджета. Пять миллиардов не дороге не валяются. Только я никак не могу понять: получат ли погорельцы по три миллиона за сгоревший дом, как обещал Путин, или по рыночной цене, как обещал он же? Ведь рыночная цена деревенского дома в провинции много меньше трех миллионов - они никому не нужны, эти дома в богом забытой глуши. До наступления холодов в чистом поле должны заново построить целые деревни, подвести коммуникации... А они еще только камеры монтируют, дабы премьер мог любоваться ходом строительства. И уже раздаются там и сям голоса начальников, что кое-кто, мол, сам спалил свой дом в расчете на компенсацию.
Так ведь это только начало - грядет переоснащение МЧС и разных смежных служб. Или вот, извольте - еще горит, а у губернатора Московской области генерала Громова уже готов проектик обводнения брошенных торфоразработок:
В.В. Путин: Вот эти 5 млрд приблизительного финансирования рассчитаны как раз на эти три года, да?
Б.В. Громов: Это 4,5 млрд только на один район, а у нас таких пять районов.
В.В. Путин: Значит, это где-то получается под 20-25 млрд?
Б.В. Громов: Примерно так, да.
В.В. Путин: Хорошо, ладно.
Воистину: кому война - кому мать родна.
Но именно в этом горниле оживает не витринное, а реальное гражданское общество, не показная, а искренняя солидарность. Только один пример - гражданское объединение "Карта помощи", собирающее и систематизирующее предложения о пожертвованиях и волонтерстве. Эти прекрасные девушки делают больше, чем все могучее войско Шойгу. Они России явно нужнее. Так, может, с них и начнется пробуждение?
Нынешние лесные пожары - это не просто очередной масштабный инфраструктурный сбой. То, что сейчас столица энергетической сверхдержавы и без пяти минут международный финансовый центр вся окутана дымом и из нее эвакуируются посольства и сбегают все, кто только может, весьма симптоматично
Cуету вокруг пожара надо рассматривать как пример работы системы, в которой оба тандемократа заняты общим делом - обеспечением собственной несменяемости во власти и ее дальнейшей конвертацией. Борьба с пожарами является задачей этой системы постольку, поскольку стихийные бедствия угрожают ее стабильности.
Поскольку такой жары не было на Руси тысячу лет, то не мешало бы нашим кроликам поинтересоваться, за что они оказались в таком тумане, что ни Кремля, ни Лубянки, ни Останкинской телебашни не разглядеть. Не дай Бог и Путина видно не будет, а ведь наши кролики в своего Великого Питона положительно влюблены.