Накануне субботнего митинга в российской столице я все чаще слышу сравнения с киевским Майданом. Это естественно - российские организаторы митингов интересуются опытом украинской мирной революции, обошедшейся без жертв, но зато приведшей к проведению дополнительного тура выборов президента и победе оппозиционного кандидата. Но любые аналогии хромают - в том числе и эта.
Еще в 2004 году я придерживался крайне непопулярной в украинской столице точки зрения, полагая, что Майдан - это не начало демократических процессов на постсоветском пространстве, а скорее их завершение. В том смысле, что демократические процессы, начавшиеся в августе 1991 года у московского Белого дома - кстати, после серии впечатляющих мирных шествий, - дошли и до Украины, практически обойденной горбачевской перестройкой и жившей как бы вне политического времени. Политика властно вмешалась в украинскую жизнь только после исчезновения журналиста Георгия Гонгадзе - тогда все и завертелось: снижение президентского рейтинга, уличные акции, "Украина без Кучмы", Тимошенко, Ющенко, Майдан, победа оппозиционного кандидата...
Майдан можно сравнить с августом 1991 года еще и вот по каким причинам. В 1991-м путчистам противостоял не просто разгневанный народ. Их не признал президент Российской Федерации, рядом с которым находились члены правительства республики и депутатский корпус. Это тоже была власть - что великолепно понимали силовики. Никто не назовет общенародно избранного президента России "внесистемной оппозицией".
В Киеве в 2004 году на трибуне Майдана находился не просто бывший премьер и кандидат на пост президента. Ющенко был лидером парламентской фракции - между прочим, одержавшей победу по партийным спискам. Лидерами парламентских фракций были и поддержавшие его Юлия Тимошенко и Александр Мороз. Майдан был полон депутатов, лиц неприкосновенных, - это они в большинстве своем были "полевыми командирами" оранжевой революции и обеспечивали безопасность граждан. Милиция прекрасно понимала, что сегодняшний оппозиционер завтра может стать министром - как, кстати, и произошло с Юрием Луценко, ставшим министром внутренних дел, или Александром Турчиновым, возглавившим Службу безопасности. Противники Майдана называли его "заговором миллионеров против миллиардеров" - действительно, оппозицию поддерживали многие бизнесмены. Но все же главным было то, что во главе протестующих находились представители политической элиты страны.
Ничего похожего в российской ситуации нет. Люди, пришедшие к власти в результате событий 1991-2000 годов, зачистили политическое поле настолько, что на нем не только трава не растет - земля утрамбована, заасфальтирована и раскрашена в цвета "Единой России". Те, кто выходит сегодня на улицы российских городов, не только вне власти, но и вне политики вообще. Парадокс ситуации, однако, в том, что вне политики находится 99 процентов россиян. Не люди маргинализированы - маргинализирован политический процесс.
И этот процесс может начаться только в том случае, если в российском обществе начнется реальная конкуренция. Если оппозиционные партии будут зарегистрированы и получат доступ к эфиру. Если телевидение будет передавать не сказки, написанные в кремлевских кабинетах, а честные новости. Если демократия перестанет быть управляемой.
У меня нет никакого сомнения, что конкуренции не выдержат 90 процентов тех, кто составляет нынешнее политическое руководство страны. Стоит вспомнить: ни Путин, ни Медведев, ни кто-либо еще из высшего руководства страны никогда ни с кем публично не дискутировали. Никогда не отвечали на настоящие вопросы. Никогда не сталкивались с серьезной критикой в общенациональных СМИ - за исключением, пожалуй, истории с "Курском", после которой и были сделаны все надлежащие выводы.
Могут ли произойти такие изменения? Только в случае начала диалога между властью и обществом. Я не буду задаваться вопросом, готово ли к такому диалогу общество, потому что общество должен кто-то представлять. Но предположим, что такая группа лидеров в ходе массовых протестов выкристаллизуется и будет готова разговаривать с властью. Что с того? Беда в том, что к такому диалогу совершенно не готова власть. С ее точки зрения, те, кто собирается, чтобы отстоять право россиян на честные выборы, - это американские наймиты. И это вовсе не мой домысел: так говорит Владимир Путин. В людях, собирающихся на площадях, глава правительства не то что не видит партнеров по диалогу - он не видит в них сограждан. И в этом еще одно большое отличие российского 2011 года от украинского 2004-го. Кучма разговаривал с Ющенко. Ющенко разговаривал с Януковичем. Их представители разговаривали друг с другом даже, казалось бы, в отчаянном положении. А здесь диалога не будет.
Это означает одну простую, хоть и очень неприятную вещь: столкновения не избежать. Я не утверждаю, что оно непременно произойдет в ходе нынешних протестов. Будут еще и другие выборы. Их тоже придется фальсифицировать. Власть потеряла доверие общества, но уверена, что пришла навсегда, и будет бороться за свое выживание - никакого другого выхода сохранить нажитое у ее представителей просто нет. Вот почему это будет не Майдан. Общество достаточно быстро дозреет до понимания необходимости смены власти, но не сможет добиться этого законным путем - потому что все законные дороги будут перегорожены автозаками и забиты ОМОНом. Следовательно, ситуация будет развиваться как-то иначе, сложнее, драматичнее и страшнее, чем в 1991 году в Москве или в 2004 году в Киеве.
Дыхание перемен неостановимо. 5 декабря на Чистых прудах мы увидели не толпу, а лица - светлые, живые, человечные. Появление гражданского общества в стране оказалось возможным. Здравый мирный протест, необходим обществу как воздух. Важно только, чтобы не уступил он места агрессивному протесту, не довел до кровопролития.
Теперь, кажется, окончательно, как при "развитом социализме", очевидно, что есть МЫ и есть ОНИ. Я лишь выскажу скромное пожелание, чтобы ИМ не досталось ничего кроме бочки солярки, на которой они сидят с ядерной берданкой в трясущихся руках, и груды ими же нарисованных бюллетеней, заполнивших их же урны с их же прахом.